Рыбка

В Неаполе есть пословица, которая гласит: Останешься на день - обплюешься, останешься на неделю - оставишь здесь сердце, останешься дольше - останешься навсегда. Эта история в назидание.

Джек и Мелисса не были женаты еще и недели, а уже все не ладилось. Свадьба была в точности такой, как хотела невеста: сотен пять гостей, белые розы, два карата желтого золота, торт, представляющий куда большую архитектурную ценность, чем большинство офисных высоток, а так же двадцать четыре ящика шампанского (бюджетного, правда) и не жалеющий пленки на съемку фотограф (самый дорогой в Южном Кенсингтоне). Все – за счет родителей молодой. Но даже несмотря на это, Джек ощущал все нарастающее раздражение невесты.

Разумеется, его вины не было ни в том, что отель оказался таким маленьким, ни в том, что на улицах было так много народу, и, конечно же, ни в том, что сумочку Мелиссы украли во время первой же прогулки по городу. Его вины не было даже в том, что большинство неаполитанских ресторанов то ли не могло, то ли не хотело принять во внимание – или хотя бы понять - важность того факта, что Мелисса была вегетарианкой и, помимо этого, строго воздерживалась от употребления в пищу лактозы и злаковых. В результате на протяжении трех дней она практически ничего не ела, а ее желудок уже начинал болезненно вздуваться, и местные доброжелательницы дружески похлопывали ее по выпуклому животу, на ломаном английском спрашивая, когда же ожидать бомбино.

Как бы то ни было, именно Джек выбрал Неаполь местом проведения медового месяца, будучи на четверть неаполитанцем по материнской линии. Здесь он когда-то провел три недели в студенческие годы, и поэтому имел предостаточно времени, чтобы, цитируя Мелиссу, ознакомиться с этой дырой.

Мелиссе было двадцать шесть. Она была довольно миловидна, хотя миловидность эта и была достигнута совместными усилиями хороших портних, дорогих дантистов, долгого сидения на шее, и, наконец, юности. Сама она была лишена каких бы то ни было профессиональных амбиций, но ее родителей знали все: ее отец владел сетью супермаркетов, мать была дочерью Лорда Как-Его-Там, и Джеку - юному, но весьма успешному в Сити[1] консультанту по финансовым вопросам, счастливому обладателю серебристого Лексуса и унаследованного от бабушки смуглого, средиземноморского типа внешности – союз с Мелиссой казался оптимальным сочетанием приятного с бизнесом.

Как бы то ни было, в Неаполе обстоятельства казались иными. Мелиссу бесило все: улицы, запахи, подростки на своих мопедах, рынки, рыбацкие лодки и даже магазины. В свою очередь Джек был счастлив как никогда. Все доставляло ему удовольствие: узкие улочки, развешанное на просушку между покосившимися балкончиками белье, люди, уличные торговцы, кафе, вина, еда… Особенно еда. Со своими итальянскими родственниками он был знаком мало, за исключением бабушки, которая умерла, когда он был еще мальчишкой. Единственное оставшееся воспоминание о ней рисовало образ суровой пухленькой женщины, большую часть своей жизни проводившей на кухне, готовя баклажаны на гриле, равиоли[2] со свежими шампиньонами, тальятелли[3] с трюфелями и маленькие, пахнущие морем пиццы с анчоусами, на вкус – как концентрированный солнечный свет.

Таким образом, в Неаполе он испытывал чувство облегчения, которое не мог испортить даже непрекращающийся поток жалоб Мелиссы: чувство, будто он возвращался домой спустя годы изгнания. То, что Мелиссе здесь не нравилось, причиняло ему боль; еще большую боль причиняло то, что она говорила об этом при каждом удобном случае.

— Все дело только в том, - сказал он, когда они мрачно собирались на ужин, - что ты не хотела ехать сюда с самого начала.

— И правильно, - ответила невеста. – Скупердяй хренов. У Диззи Флор-Харрингтон на медовый месяц в распоряжении был целый остров в Тихом Океане, Инди Скотт-Паркер с ближайшим окружением удалились в укромный уголок в Гималаях, а Хэмфри Пулитт-Джонс увез свою девушку на Южный Полис. А что я буду друзьям рассказывать по приезду? Что я приехала в Неаполь только для того, чтобы у меня сумку сперли?

Джек с трудом подавил желание на нее наорать. Вместо этого он предпринял попытку ее вразумить:

— Да ладно, милая. В конце концов, денег-то там все равно не было.

Мелисса уставилась на него.

— Это была вечерняя сумочка от Лулу Гиннес. – процедила она. – Коллекционная вещь, раритет!

— А, ну да. – Смысла спорить и правда не было. В конце концов, она сама не заплатила за сумку ни копейки – в этом плане Мелисса была чем-то вроде Английской Королевы, горько подумал Джек, и, несмотря на то, что у Ее Величества были свои собственные деньги, она никогда не удосуживалась ими пользоваться. Он примирительно протянул ей руку.

— Мы купим тебе другую, - сказал Джек, стараясь не думать о том, во сколько извинений, подарков и приступов шопоголизма это выльется. – Перестань кричать, дорогая. Стены обычно ужасно тонкие в таких старых…

— И не надо пудрить мне мозг про очарование старины и прочую туфту! – орала Мелисса, не обращая на его реплику никакого внимания. – На каждом шагу попрошайки и карманники, на каждой улице развешано белье, о магазинах вообще молчу, и если мне попадется на глаза еще хоть одна гребаная пиццерия…

На этом моменте соседи заколотили по стенке, и послышалась серия глухих ударов чем-то вроде каблука об облицовку.

— Ты несправедлива, дорогая. – сказал Джек. – В конце концов, я же не знал, что ты решила стать вегетарианкой практически за одну ночь. Но если уж тебе взбрело в голову, что ты должна следовать всем этим диетам…

— Мой диетолог говорит, что у меня индивидуальная непереносимость!..

— Ну, я могу сказать только, что эта непереносимость развилась у тебя довольно быстро. Три недели назад ты уплетала всю свою непереносимость за милую душу.

Мелисса сверлила его взглядом.

— На случай, если ты не заметил – у меня с пшеницы живот пухнет! И цивилизованные люди не едят мясо - это практически убийство.

Джек был весьма не прочь время от времени побаловать себя стейком (на самом деле, он предвкушал это удовольствие с самого приезда в Неаполь), и его лицо запылало.

— Я что-то не заметил, чтобы ты побрезговала салатом «цезарь»[4] внизу в холле. – сказал он.

— Там нет мяса, - презрительно парировала Мелисса. – Там курятина.

— Ах да, а я и не знал. Курятина. Всем известный овощ.

— Прекрати, Джек! Только потому, что ты так жрешь …

— А что насчет рыбы? Ее-то тебе можно есть? Если ты не заметила, это Неаполь, и в округе огромное количество рыбных ресторанов…

— Рыбу я еще могу есть. – ответила Мелисса. – Мне просто она не нравится, вот и все.

— Так рыба у нас тоже овощ? Удобно, однако. Кроме того, она, знаешь ли, считается афродизиаком. Может, тебе бы и стоило на нее подналечь.

Мелисса по-прежнему прожигала его взглядом, однако теперь глаза ее были полны слез.

— Иногда я думаю, что тебе следовало бы родиться рыбой, Джек. – проговорила она, отворачиваясь. – Ты для этого как раз подходишь. Холоднокровный, тупой и скользкий тип.

Это была их первая семейная ссора. Джек злился на себя за то, что позволил этому произойти – он редко терял самообладание на совете директоров, и подобное поведение было совершенно не в его привычках. К слову, довольно недостойное поведение, размышлял он; в конце концов, женитьба была лишь первым шагом долгосрочного плана, и от сохранения хороших отношений с Мелиссой и ее семейством впоследствии будет зависеть очень многое. Старайся смотреть на все это именно с такой точки зрения, убеждал он себя - не стоит открывать дверь, только чтобы ударить ею себе по зубам. И вообще, нашли о чем спорить! Ну какая, к черту, разница что там Мелисса ест или не ест? Сам Джек к еде относился весьма трепетно – слабость, которую он всеми силами пытался скрыть от коллег по работе, чей дневной рацион состоял из двух позиций: сигареты и фильтры от сигарет. Но, по непонятной причине, притворяться здесь было сложнее. Возможно, давала о себе знать итальянская кровь. Возможно, сам воздух Неаполя, пахнущий бензином, пеплом[5], морской солью, маслом и жареным чесноком - пахнущий сексом, сказал он себе. Еще одно увлечение, которое Мелисса не разделяла. Но все равно, нет никакого смысла срывать на ней зло; чем быстрее они все уладят, тем быстрее можно будет пойти ужинать.

Несмотря на все его старания, попытки восстановить романтический настрой отняли почти час. Casa Rosa[6], маленький ресторанчик неподалеку от портовой части, был, конечно, не лучшим театральным рестораном Ковент-Гардена[7], но после тщательного осмотра Мелисса неохотно признала, что в меню может оказаться что-нибудь съедобное. Отмахнувшись от тостов с анчоусами, капонаты[8], ризотто[9] с морепродуктами, жареных каламари[10], панчетты[11] и грибной пиццы, она наконец остановилась на маленьком кусочке сибаса[12] (только без масла и соуса) и зеленом салате (без заправки).

Джек, в свою очередь, успел уже основательно проголодаться. Может, причиной тому был стресс; может, морской воздух. В любом случае, он быстро прикончил дюжину устриц, огромную порцию тальолини[13] с омарами и пару барабулек[14] под соусом «сальса верде». В восемь вечера в ресторане почти никого не было – основная толпа стекалась в районе девяти-десяти - и веселая толстушка, принесшая их блюда, стояла наготове, едва ли не навязчиво ожидая, когда можно будет предложить еще хлеба и вина. Она принялась забирать опустошенные Джеком тарелки, и ее круглое лицо засветилось от одобрения.

— Вкусно было, да?

— Очень. - Он улыбнулся и немного ослабил ремень. – Buonissimo.

— Я поймать барабулька сегодня утром. Вся рыба – утренний улов.

Искоса Джек увидел, как Мелисса кивнула. Она почти не притронулась к еде и только гоняла по тарелке листья салата. Толстушка тоже заметила это, и лицо ее, такое яркое и живое при разговоре с Джеком, превратилось в бесстрастную маску.

— Мое было суховато. – произнесла Мелисса, откладывая приборы.

Маска слегка дрогнула, и хозяйка лишь покачала головой. Толстушка – наверняка сама Роза, подумал Джек - неуклюже сгребла тарелки, склонив голову и понурив плечи.

— Не стоило так говорить. – сказал Джек, смотря ей вслед. – Ведь ты же сама заказывала без масла.

Его рыба была восхитительна, вся пропитанная маслом и каперсами[15], и Джек как раз подбирал оставшийся соус краюшкой оливкового хлеба.

Мелисса бросила на него испепеляющий взгляд.

— То, что ты так обжираешься, не значит, что я должна вести себя так же. Посмотри на себя, да ты же с приезда набрал килограмма три!

Джек пожал плечами и налил еще вина. К вину Мелисса тоже почти не притронулась. Сзади нее из кухни вышла Роза, неся две тарелки и закрытое блюдо.

— Фирменное, - сказала она с натянутой улыбкой, и поставила все на стол.

— Но мы больше ничего не заказывали… - проговорила Мелисса.

— Фирменное, - повторила толстушка, и сняла крышку с глиняного блюда. В ноздри ударил аппетитный, пряный запах. Внутри Джек заметил кусочки рыбы в окружении тигровых креветок, мидий, морских гребешков и бурых сицилийских анчоусов. Там было и белое вино, и лавровый лист, и петрушка, там был чеснок и чили, и сквозь клубы поднимающегося пара он мог разглядеть лицо Розы, приятное, простое, слегка порозовевшее от надежды и предвкушения, и чуть тронувшую ее губы нерешительную улыбку.

— Но мы не заказывали… - снова заговорила Мелисса, но Джек перебил ее.

— Бесподобно, - громко сказал он. – Определенно стоит попробовать.

Мелисса смотрела, как Роза с горкой накладывает еду в тарелку Джека.

— Еще хлеба, да? – спросила Роза. – Есть оливковый, ореховый, с анчоусами…

— Превосходно, – ответил Джек.

Как только Роза снова скрылась на кухне, Мелисса повернулась к своему благоверному.

— Ты что творишь?

— Ты пожаловалась. – сказал Джек.

— И что?

— А то, что она неаполитанка, и правила гостеприимства обязывают ее услужить тебе.

— Нелепость. – сказала Мелисса. – Разумеется, я не буду ничего из этого есть.

— Тогда я сам все это съем. – ответил Джек. Насколько он знал от своей бабушки, отказ от угощения являлся самым тяжким оскорблением; необдуманная жалоба Мелиссы и так потрясла Розу – а попытка отвергнуть ее извинения была бы и вовсе непростительна.

— Не мели чушь, - презрительно скривилась Мелисса. – Тебе просто нужен еще один повод обожраться. Закончится тем, что мы за это не расплатимся. Ты же не думаешь, что она все это нам бесплатно принесла, не так ли?

Джек принялся уплетать рыбу, лоснящуюся от масла, вина и специй.

— Очень вкусно, - сказал он, дразня Мелиссу, и Роза, как раз в этот момент вошедшая с хлебом, покраснела от удовольствия.

Она действительно была полновата, подумал он, но далеко не дурна собой: безупречная кожа цвета кофе, глянцевый блеск волос, убранных в свободный шиньон так, что непослушные прядки выбивались и обрамляли лицо… опрятный белый фартук обнимал ее грудь, как пуховую перину, и когда она наклонилась, чтобы подлить ему добавки, он уловил исходящий от ее рук запах ванили, озона и выпечки.

— Видел бы ты себя со стороны, - тихо проговорила Мелисса, глядя, как он зачерпывает соус при помощи пустых раковин из-под мидий. – Можно подумать, будто ты неделю не ел.

Джек пожал плечами и отделил голову креветки от панциря. Ее плоть, розовая и сочная, была пропитана вином и маслом с пряными травами.

— Это отвратительно, – сказала Мелисса, когда он принялся высасывать соус из креветки, оставив хитиновую оболочку на краю тарелки. – Ты отвратителен. Я хочу обратно в отель.

— Я еще не закончил. Если хочешь уйти – уходи.

Мелисса не ответила. Джек прекрасно знал, что без него она никуда не уйдет; если днем Неаполь заставлял ее чувствовать себя не в своей тарелке, то ночью он ее просто пугал. Она поджала губы (одно из самых мерзких ее выражений лица, подумал Джек, принявшись за «морского ангела»[16] - выглядит точь-в-точь как ее мамочка) и приняла позу великомученицы, не произнося ни слова и даже не смотря на Джека, которого подобное положение дел вполне устраивало.

В углу ресторана стояла Роза, перекладывая фрукты в большом керамическом блюде. От жара кухни ее щеки горели, восхитительно и эффектно, прямо как румянец на спелом нектарине. Она улыбнулась ему, оборачиваясь - впрочем, он успел полюбоваться крутым изгибом ее бедер под обтягивающей униформой[17] - и Джек поразился ее молодости. Вначале он счел ее женщиной средних лет; теперь же он отчетливо понимал, что лет ей не больше, чем Мелиссе, а то и меньше. На самом деле, если задуматься об этом, сама Мелисса выглядела достаточно изможденной: сухая и слегка сгоревшая на солнце кожа, весьма непривлекательные вертикальные морщинки между тонко выщипанных бровей. Из-за всего этого она выглядела старше; скорее сухощавая, чем стройная, как пережаренная курица. Она пыталась сбросить вес за несколько недель до свадьбы, насколько он знал; платье было восьмого размера, а не ее обычного десятого, и глубокое декольте открывало взору отталкивающий суповой набор из костей и растяжек.

Только потом уже он обнаружил, что она подкладывала гелевые подушечки в бюстгальтер – их еще называют «куриные грудки», кисло подумал он, вспоминая неприятный момент открытия. Это был, конечно, шок; Джек любил полногрудых женщин. Но тогда он перевел все в шутку – которую, впрочем, Мелисса не оценила. Джек отвлеченно задался вопросом, считаются ли «куриные грудки» мясом, и только подлив себе еще стакан вина, заметил к своему удивлению, что прикончил бутылку.

Он прикончил и фирменное блюдо, и большую часть хлеба; когда Роза подошла, чтобы унести тарелки, ее лицо сияло от радости.

— Спасибо. – холодно сказала Мелисса.

— Нравится?

— Очень, - ответил Джек.

— Может десерт, да? И кофе?

— Счет, пожалуйста. – процедила Мелисса.

Роза выглядела слегка уязвленной.

— Без десерта? У нас есть тирамису, и torta della nonna[18], и…

— Спасибо, нет. Только счет.

Это так похоже на нее, думал Джек, чувствуя, как в лицо бросилась кровь. Не думать ни о ком, кроме себя, не стараться понять нужды окружающих. И не то чтобы она сама платила за ужин; вопрос об общем банковском счете всплыл лишь однажды, но принес столько неприятностей и споров, что Джек счел за лучшее сдаться, надеясь разобраться с ним в более подходящий момент.

— Я буду десерт. – громко оповестил он. – И граппу[19], и эспрессо.

Мелисса побледнела от возмущения. За ее спиной, щеки Розы расцветали пунцовым румянцем.

— Меню? – спросила она.

Он покачал головой.

— Пусть это будет сюрпризом.

Мелисса следила, как он пьет кофе, с холодной нескрываемой яростью.

— Ты все это нарочно, - прошипела она.

— С чего ты взяла? – спросил Джек, перед тем как опрокинуть рюмку граппы.

— Черт тебя побери, Джек, ты же знал, что я хочу уйти!

Он пожал плечами.

— Я еще голоден.

— Ты – свинья.

Ее голос дрожал – того и гляди заплачет. И зачем я все это делаю, в полном замешательстве спросил Джек сам себя. Он так старался заполучить Мелиссу; зачем же теперь так поступать с ней, и с самим собой? Осознание было похоже на кусочек льда посреди подтаявшего нежнейшего крем-брюле, и он поставил стакан, рассеянно думая, уж не одурманили ли его. Мелисса смотрела на него с ненавистью в голубых глазах; ее губы стянулись в почти невидимую ниточку.

— Хорошо. Мы уйдем. – Поразительно, как отталкивающе она выглядела на самом деле, подумал он. Взбитая пакля волос. Коронки на зубах. Тощая шея, больше похожая на веревочную лестницу к «куриным грудкам» в дорогом лифчике от La Perla. Из кухни вышла Роза - нежная, яркая, сияющая – с подносом в руках. В ее карих глазах играли янтарные искорки, и Джек обнаружил, что непроизвольно продолжает фразу: - …После десерта.

Мелисса неподвижно застыла напротив него. Но Джек едва ли обратил на нее внимание, целиком захваченное Розой и подносом. Она принесла ему, понял он, не один десерт, а много разных: маленькие порции всего, что было в «фирменном» меню. Здесь было тирамису, щедро сдобренное шоколадом и соблазнительно густым кремом, лимонная полента[20], шоколадное ризотто, тонкие как кружево миндальные вафли, кокосовое печенье, тарталетки с грушами, абрикосовое мороженое и приправленное ванилью брюле с медом и миндальными хлопьями.

— Да ты шутишь… - яростно прошептала Мелисса. Но перед ликом всех этих новых чудес Джек совершенно позабыл о ней – он пробовал то то, то это, с нарастающим возбуждением и страстью. Роза смотрела на него с отчасти материнской улыбкой; ее руки были сложены на груди, как крылья ангела. Поразительно, как он вообще мог счесть ее простоватой: она была сногсшибательна, зрелая, как земляника летом, чувственная, как целое море чайного крема. Он взглянул на женщину с кислой миной, сидящую напротив, и попытался вспомнить, что она здесь делает – что-то насчет денег, кажется, денег, бизнеса и будущих перспектив. Сейчас, как бы то ни было, все это казалось неважным и снова выветрилось из его памяти, едва лишь он погрузился в мир вкусовых и кинестетических ощущений кондитерского рая этой странной божественной неаполитанки.

Роза, казалось, разделяла с ним его наслаждение. Ее рот был слегка полуоткрыт, глаза сияли, щеки были залиты краской. Она кивала ему, сначала с одобрением, а затем и с едва сдерживаемым волнением. Джек заметил, как она дрожала, и то сжимала, то разжимала руки на фартуке. Он притронулся к ореховому крему; его глаза на миг закрылись, и он был уверен, что в тот же самый момент она тоже закрыла глаза в упоении, он потянулся за следующей порцией – и она задохнулась от удовольствия.

— Хорошо! Да! – разобрать было практически невозможно, и все-таки он расслышал – ее вздох, тихий стон наслаждения. Он потянулся снова; она тяжело выдохнула в пахнущий мускусом воздух. Он пресытился, и все же хотел еще и еще, только чтобы смотреть на ее лицо во время трапезы. Он смутно припомнил, как говорил кому-то - кому? - о том, что рыба является афродизиаком. На секунду он даже вспомнил, кому, но вскоре мысль снова незаметно ускользнула.

Он все еще ел, когда женщина с кислой миной и ртом, больше напоминавшим колючую проволоку, встала и ушла. Он и взгляда не поднял, – хотя, уходя, она достаточно громко хлопнула дверью, – пока Роза не вернулась с кофе, амаретти[21] и маленькими пирожными с засахаренными фруктами. Потом она села сзади него и накрыла его руки своими; затем расстегнула его ремень, чтобы освободить место для образовавшегося животика, и, слегка прикусив его мочку уха, зашептала, и голос ее был подобен патоке, крови и мускусу:

— А сейчас, Carissimo[22]… сейчас моя очередь.

Комментарии:

  1. ^ Район Лондона, в котором, по поверью, зарабатывают деньги; в других районах по этому же поверью деньги только тратят.
  2. ^ Паста (которая “макаронные изделия”), очень похожая на маленькие пельмешки. Крохотный конвертик, внутри которого подчас прячется сыр, шпинат или мясы.)
  3. ^ Паста в виде широкой яичной лапши.
  4. ^ В оригинале был, конечно, куриный, но русский язык не способен адекватно передать игру слов с “poultry” - ну вы знаете, это птица, но только такая, которую едят, вернее даже, которую принято есть. А коли это Италия, я сильно подозреваю, что ела она все-таки “цезарь”.
  5. ^ Напротив города красуется Везувий.
  6. ^ Дословно - “домик Розы”.
  7. ^ В оригинале ресторан The Ivy - вот их меню http://www.the-ivy.co.uk/index.asp?area=13&id=33 . Чисто лондонский прикол, очевидно - цены выше средних, блюда вызывают только пожимание плечами. Уж лучше паб.
  8. ^ Капоната - блюдо, представляющее собой смесь всего, что найдется в доме.
  9. ^ Ризотто - рис особо клейких сортов, который скорее тушат, чем варят, маленькими порциями добавляя в сковороду бульон, пряности и дополнительные ингридиенты от тыквы до чернил каракатицы.
  10. ^ Кальмары. Что самое страшное, к кальмарам добрые итальянцы так же относят каракатиц.
  11. ^ Панчетта - кусок свиной грудинки в соли и специях.
  12. ^ Сибас - дословно “морской окунь”, но почему-то по-русски он обычно все-таки сибас.
  13. ^ Тальолини - тоже яичная лапша, только тоненькая.
  14. ^ Барабулька-red mullet. Почему-то эта рыба очень популярна за бугром, а слово “барабулька” весьма нераспостраненное (и смешное), поэтому я помнила маллет именно маллетом, слабо представляя, что оно вообще дублируется на русском.
  15. ^ Каперсы есть что-то вроде маринованных цветочков. Основное их свойство в том, что либо людей от них тошнит, либо люди готовы поедать их ложками. А еще они не кажутся съедобными ни при каком рассмотрении (и даже скрипят), но на проверку весьма вкусны)
  16. ^ Monkfish - морской ангел - это просто ужасно, ужасно, УЖАСНО уродливая рыба.
  17. ^ Это, конечно, поэзия. На самом деле - если буквально - он просто любовался ее обширной задницей.
  18. ^ Тарта делла Нонна, он же Бабушкин Торт, есть тосканское подобие чизкейка на основе сыра “рикотта”.
  19. ^ Граппа - традиционный итальянский самогон. Иногда его даже почему-то добавляют в кофе; как бы то ни было, граппа в Италии более всего является способом общения.
  20. ^ Полента, это, конечно, замечательно звучит, но на практике это очень сладкая пшенная каша.
  21. ^ Амаретти - маленькие печенюшки с ликером амаретто.
  22. ^ Кариссимо - дословно - самый любимый, самый дорогой.