Золото дураков

Средняя школа Лидс, в которой я провела десять богатых на события лет, всегда была и будет служить источником многих моих историй. Все они ведут в общеобразовательную школу для мальчиков имени Св. Освальда, вымышленное место, которое с годами становится всё реальнее. Перед вами одна из них. Возможно, их будет больше.

Последний рассказ в мире был написан между семью пятьюдесятью пятью и восемью тридцатью в пятницу, первого декабря 2002 года. Большая его часть, предположительно, за завтраком, а последнюю пару абзацев предательски выдавал разлетающийся почерк и неподобающая невнимательность к точкам и заглавным буквам, намекающие на школьный автобус. Он был девятнадцатым по счёту в стопке из двадцати двух тетрадей, и это означало, что мистер Фишер добрался до него только к пяти часам.

Мистер Фишер жил один в типичном маленьком домике с садиком в центре города. У него не было машины, и он предпочитал проверять как можно больше тетрадей после уроков. Но даже так ему приходилось уносить две-три стопки домой. Годами мистер Фишер пользовался одним и тем же кожаным портфелем – почти сорок лет, а он всё ещё был хорош, хоть и потёрся на сгибах от веса десятка тысяч, сотни тысяч сочинений, - но сегодня в нём обнаружилась дырка, сквозь которую могли выбраться на волю карандаши, линейки и прочие маленькие хитрецы. За окном уже стемнело и сыпал мелкий, мокрый, совершенно неромантический снежок; но, дабы оградить свой портфель от дальнейшего надругательства – по меньшей мере, до починки, – мистер Фишер решил ещё ненадолго задержаться, заварить себе последнюю чашку чая и закончить проверку.

Эта четверть в школе Св. Освальда была особенно неутешительной. Для большинства мальчиков третьего «Е» класса написание сочинений стояло наравне с народными танцами и готовкой на вселенской шкале весов. А сейчас, когда из-за угла выглядывало Рождество и угрожающе приближались экзамены, способность творчески мыслить скатилась до нуля. О, он пытался заинтересовать их. Но книги, казалось, больше не вызывают такого энтузиазма, как раньше. Мистер Фишер ещё помнил, что не так давно страницы книг были золотыми, воображение парило над ними в мире, наполненном историями, которые бежали, как газели, крались, как тигры и взрывались, как ракеты, освещая умы и сердца. Он видел, как это происходило, видел целые классы, охваченные лихорадкой. В те дни были живы герои; были драконы и динозавры, космические путешественники, и солдаты удачи, и гигантские обезьяны. В те дни, подумал мистер Фишер, кино было чёрно-белым, а наши мечты – цветными, добро всегда побеждало в конце и только американцы говорили, как американцы.

Теперь же всё стало чёрно-белым, и мистер Фишер, продолжая учить детей с той же преданностью долгу, что и сорок лет назад, потихоньку осознавал, что голосу его не хватает убеждения. Всё казалось скучным этим мальчишкам, угрюмым мальчишкам с уложенными волосами и идеальными зубами. Шекспир был скучен. Диккенс был скучен. Казалось, в мире не осталось ни одной истории, которой они бы не знали. И с годами жуткая апатия охватила мистера Фишера, несмотря на тщетные попытки остановить её; несмотря на юношеские мечты о собственных рассказах, пришло ужасное убеждение. Они докопались до дна, понял он. Не будет больше новых историй. Волшебство иссякло.

Нехарактерно мрачная мысль. Мистер Фишер оттолкнул её и нашарил в портфеле утешительный шоколадный бисквит. Ведь не всем его мальчикам недоставало воображения. Взять хоть Алистера Тиббета; даже несмотря на то, что он дописывал домашнее задание в автобусе. Славный паренёк, этот Тиббет, и не портит его ни вечная растрёпанность, ни отсутствующий взгляд. Он, конечно, не блестящий ученик, но есть в нём искорка, достойная внимания.

Мистер Фишер глубоко вдохнул и посмотрел на тетрадь Тиббета, пытаясь не думать о снеге снаружи и пятичасовом автобусе, который он теперь уже точно пропустит. Ещё четыре тетрадки, сказал он себе, а затем домой: ужин; диван; спокойное обыкновение зимнего выходного дня. Итак, мистер Фишер сделал последний глоток остывшего чая и начал читать последний рассказ в мире.

Ему понадобилось несколько минут, чтобы осознать, что это был Последний Рассказ. Но постепенно к мистеру Фишеру, сидящему в тёплом классе, пахнущем мелом и мастикой для пола, пришло странное ощущение. Сперва сдавило диафрагму, как будто пришла в движение давно не используемая мышца. Его дыхание участилось, замедлилось, снова участилось. Он взмок. И, дочитав рассказ до конца, мистер Фишер отложил красную ручку и начал читать с начала, медленно, тщательно вчитываясь в каждое слово.

Так, должно быть, чувствует себя старатель, когда, разорившись и отчаявшись, он собирается возвращаться домой, и вдруг, сняв туфлю, вытряхивает из неё самородок размером с кулак. Он перечёл рассказ снова, на сей раз критически, делая красной ручкой пометки на полях. Надежда, которую мистер Фишер побоялся бы выразить вслух, росла и крепчала в нём. Он обнаружил, что улыбается.

Спроси у него кто-нибудь, о чём был рассказ Тиббета, мистер Фишер затруднился бы ответить. Были в нём узнаваемые темы, отдалённо знакомые повороты сюжета: приключение, поиск, ребёнок, мужчина. Но пытаться выразить историю Тиббета в этих узких терминах было бы так же бессмысленно, как пытаться описать лицо любимого человека как нос, глаза, рот. Это было нечто новое. Нечто по-настоящему оригинальное.

За сорок лет работы учителем английского языка мистер Фишер успел поверить, что в литературе не бывает ничего нового. Одни и те же сюжеты повторяются от раза к разу: несчастная любовь; поиск; обман; месть; спасение; взросление; борьба добра со злом. Да большинство из них исписали ещё до Шекспира; даже в Библии их новизна была незначительной. Там смена костюма, здесь - смена декорации: истории не умирают, они попросту перерождаются из поколения в поколение, используя новое время и новый стиль. Эта-то вера давным-давно и положила конец собственным амбициям мистера Фишера; сердитая уверенность в том, что любая его фраза будет лишь бледным отражением чьих-то слов.

Но перед ним лежало опровержение его теории. История Тиббета выделялялась среди прочих. Абсолютно новая идея - возможно, первая за сто лет, - Священный Грааль литературы, последний рассказ в мире.

А затем мистера Фишера осенило, скольких людей мог заинтересовать этот рассказ. К примеру, Голливуд, который вечно гонится за свежим материалом и вынужден выковыривать крупицы сюжета из комиксов и компьютерных игр. Книгоиздателей. Газеты. Журналы. Новая идея может начать целую династию, поколения связанных друг с другом историй. Тот, кто запатентует такую идею, будет не просто знаменит, не просто богат. Он обретёт бессмертие.

И снова мистер Фишер подумал об Алистере Тиббете. Славный парень, но не гений. Нестриженные волосы, рубашка навыпуск, привычно опаздывает на каждый урок. Никакого стиля нет и в помине - что уж говорить о правописании, - и, конечно же, никаких шансов проложить своему детищу дорогу в массы. Какая пустая трата времени и сил. Вряд ли Тиббет когда-нибудь сумеет оценить значимость своего открытия; одного взгляда на почерк достаточно, чтобы увидеть, что мысли его с самого начала бродили где-то ещё. Мистеру Фишеру стало ясно, что роль Тиббета в этом деле была второстепенной - этакий аутист, если пожелаете, который может открыть закон математики, но не сумеет объяснить принцип его работы. Нет, Тиббет не стоил потраченного на него времени. Кроме того, кто был учителем мальчика? Кто научил его всему, что тот знает? Сорокалетний тяжкий труд чего-то да стоит: наконец, в лице этого мальчика, он принёс свои плоды.

За годы учительствования мистер Фишер не позабыл своих юношеских мечтаний. Вместо этого с годами он пришёл к убеждению - ошибочному, как вышло, - что ему попросту не хватает вдохновения или таланта, чтобы творить самому. Теперь же он осознал, что его сдерживал лишь страх и неуверенность. Наконец он понял, чего хотел: оставить след в истории. Он стал размышлять о том, как можно представить этот рассказ, наметил форму трёхсотстраничного романа. Ведь обработка - это самое главное; без неё ни одна история, какой бы вдохновенной она ни была, не будет ничем иным, кроме бесплодной мысли. В конце концов, Шекспир был вдохновлён трудами Боккаччо. По расчётам мистера Фишера, он мог подготовить краткий обзор сюжета к воскресенью и отправить копии почтой в понедельник. Конечно же, он примет предосторожности: заявление в его банковской ячейке обеспечит неприкосновенность авторского права. Издательское дело наводняют беспринципные личности - а в киноиндустрии так просто кишмя кишат. Если ему повезёт, то первые заявки придут к Рождеству.

А Тиббет? В сладостном предвкушении мистер Фишер почти позабыл о мальчике. Ведь чем-то он ему обязан? Конечно же, о публичном признании не может идти речи. В современном сутяжническом обществе оно только добавит ему проблем. Мистер Фишер задумался на минутку. Затем взял красную ручку и аккуратно вывел в конце сочинения: “Хорошее содержание - но доработай подачу. 4+”. Это более чем справедливо, подумал мистер Фишер: в среднем сочинения в классе редко тянули даже на троечку.

На часах было пять двадцать пять. Мистер Фишер слышал, как уборщики в коридоре прячут вёдра и швабры. Следующий автобус до дома уходил в пять тридцать: если он поторопится, то ещё успеет его поймать. Оставив стопку тетрадей на столе - кроме тетради Тиббета, которую он вложил в портфель между бисквитами, - он сполоснул чашку в раковине, запер ящик стола и накинул пальто.

На улице всё ещё шёл снежок. Снежинки, как белый шум, хаотически неслись с неба вниз. Мистер Фишер побрёл к остановке с портфелем в руке. Было очень холодно. Он понял, что в спешке оставил шарф и перчатки в ящике стола; но была уже почти половина шестого, и он решил не возвращаться за ними. Ему очень не хотелось пропускать автобус.

Машин было мало, и серая слякоть на дороге заливала бордюр. Автобус опаздывал. Мистер Фишер ждал, стоя на варварски разбитой остановке, дуя на руки и думая о своей истории. Его сердце билось подозрительно быстро, но он чувствовал прилив сил. Ему снова было тринадцать, и пальцы были испачканы чернилами, и молодость металлом отдавала во рту, и было ощущение, что однажды он станет великим, однажды он тоже станет героем…

Один за другим погасли огоньки в здании школы. Было уже пять тридцать, а автобуса всё ещё не было видно. Мистер Фишер решил пойти домой пешком. В конце концов, идти всего пару миль, и за это время можно ещё раз обдумать рассказ.

Ошибкой было бы, подумал он, цепляться за первое же предложение. Лучше посидеть пару месяцев, набить цену, позволить издателям поторговаться друг с другом. К счастью, он не новичок в этой отрасли. Опыт пойдёт ему на пользу.

Мистер Фишер быстро шёл по дороге, улыбаясь про себя, окутанный тёплой дымкой мечты. Вскоре он почувствовал голод; вспомнив о бисквитах, лежавших в портфеле, он остановился, чтобы вытащить один из них.

Но бисквитов не было. Мистер Фишер нахмурился. Неужели и их он забыл в ящике? Но нет: он помнил, как вынул бисквит и вернул на место упаковку. Он снова пошарил в портфеле, подойдя ближе к фонарю, чтобы лучше видеть. Бисквитов не было, и теперь, в оранжевом свете уличной лампы, он увидел, почему. Занятый мыслями о своей истории, он не заметил, что дырочка в углу портфеля разошлась по шву. Мистер Фишер рассердился. Он ненавидел терять вещи. Он до такой степени разозлился, что только через несколько секунд догадался проверить, на месте ли тетрадка Тиббета.

Её не было. Мгновенно взмокший мистер Фишер почувствовал, как острые капельки пота жгут глаза. Тетрадь! Он снова обшарил портфель, проводя трясущимися руками по разорванному шву. Вот его классный журнал в твёрдой обложке и пластиковая папка: оба слишком объёмистые, чтобы выпасть. Вот пенал. Но рассказ, Последний Рассказ, пропал. Мистер Фишер почувствовал укол паники. Должно быть, он выронил тетрадь где-то по дороге. Но где? Он уже на милю отошёл от школы; она могла быть где угодно на протяжении всего пути. Ничего нельзя было поделать; ему придётся пройтись обратно по своим следам и найти её.

Тяжело дыша, он пустился в обратный путь. Но шёл он медленно: ветер бил в лицо, перехватывал дух, снег сыпал как каменная крошка. Да, к тому же, он обнаружил, что сама история уже не так отчётлива в его сознании; хотя он помнил отдельные элементы - поиск, мужчина, мальчик, - яснее всего он помнил ошибки Тиббета и то, что мальчик писал домашнюю работу в автобусе.

К этому времени снег замёл окрестности, и тёмный силуэт здания школы был едва виден за белой пеленой. Мистер Фишер шёл по своим следам, пока не перестал их различать, но ничего не нашёл. Ничего не было и на автобусной остановке. Мистер Фишер даже прошёлся по дорожке до школьных ворот, но и там не нашёл утерянную тетрадь. Когда в восемь часов вечера того же дня его обнаружила полиция, он голыми руками раскапывал снег у бордюра, с безумным взглядом, расцарапанным лицом, лихорадочно бормоча про себя. Повезло ещё, что они успели его найти, как рапортовал сержант Мерль старшему офицеру; старик почти совсем съехал. Его сразу отвезли в отделение скорой помощи. Оказалось, что он искал тетрадку с домашней работой какого-то паренька, которую выронил по пути. Вот и говори теперь о чувстве долга! Учителям, на самом деле, и вполовину за работу не платят. Но, отдать старику должное, он копал, как сумасшедший. Можно подумать, он там золото потерял.

Комментарии

  1. ^ “золото дураков”, медный колчедан [называется так потому, что медный колчедан можно ошибочно принять за золото] - ABBYY Lingvo 12